Я таки напишу.
Герои Достоевского непозволительно прелестны!
Вот.
Наверное, у него в каждом романе такое. Я проверю. Вот какой-нибудь юноша лет двадцати трех, красоты неписанной, желательно брюнет, вокруг которого вертится половина сюжета. А уж если у него какая-нибудь там неразрешенная Мысль, то все, пиши пропало. Главный герой, без вопросов.
Я знаю, что меня за все это поразит молния, ну и ладно, потому что Раскольников все-таки каваен, а Ставрогин - ходячий декаданс.
Ололо!Сейчас вспоминаю, что нам читали о Достоевском по программе в заведении. Все не так. О, как все не так!
Ну, под конец, - просто кусочек из одной позитивнейшей штучки под названием "Зимние заметки о летних впечатлениях", что написаны от лица уважаемого автора.
читать дальше
"...Второе обстоятельство, разозлившее меня и сделавшее несправедливым, был новый кельнский мост. Мост, конечно, превосходный, и город справедливо гордится им, но мне показалось, что уж слишком гордится. Разумеется, я тотчас же на это рассердился. Притом же собирателю грошей при входе на чудесный мост вовсе не следовало брать с меня эту благоразумную пошлину с таким видом, как
будто он берет с меня штраф за какую-то неизвестную мне мою провинность. Я не знаю, но мне показалось, что немец куражится. "Верно, догадался, что я иностранец и именно русский", - подумал я. По крайней мере его глаза чуть не проговаривали: "Ты видишь наш мост, жалкий русский, - ну так ты червь перед нашим мостом и перед всяки немецки человек, потому что у тебя нет такого моста". Согласитесь сами, что это обидно. Немец, конечно, этого вовсе не говорил, даже, может, и на уме у него этого не было, но ведь это все равно:
я так был уверен тогда, что он именно это хочет сказать, что вскипел окончательно. "Черт возьми, - думал я, - мы тоже изобрели самовар... у нас есть журналы... у нас делают офицерские вещи... у нас.. " - одним словом, я рассердился и, купив склянку одеколону (от которой уж никак не мог отвертеться), немедленно ускакал в Париж, надеясь, что французы будут гораздо милее и занимательнее. Теперь рассудите сами: преодолей я себя, пробудь я в Берлине не день, а неделю, в Дрездене столько же, на Кельн положите хоть три дня, ну хоть два, и я наверно в другой, в третий раз взглянул бы на те же предметы другими глазами и составил бы об них более
приличное понятие. Даже луч солнца, простой какой-нибудь луч солнца тут много значил: сияй он над собором, как и сиял он во второй мой приезд в город Кельн, и зданье наверно бы мне показалось в настоящем своем свете, а не так, как в то пасмурное и даже несколько дождливое утро, которое способно было вызвать во мне одну только вспышку уязвленного патриотизма. Хотя из этого, впрочем, вовсе не следует, что патриотизм рождается только при дурной погоде..."